Мухтар Бакаев. Последняя улыбка

Рассказ

Жене,Галине Александровне, посвящаю

Середина лета тысяча девятьсот сорокового года. Безоблачное небо чисто-голубое. Облака как будто канули куда-то, словно их и не было.

Полдень. Солнце в своей ослепительной яркости смотрит сверху: мол, наслаждайтесь мною, я вечно буду светить вам, живите мирно и дружно.

Кругом лес, только на небольшой равнине среди гор маленький перелесок. В том перелеске давно живут три брага со своими семьями. Старшие уехали на заготовку сена в горы, а младший, Ахмет, остался дома.

Женился Ахмет полтора года назад. Первому ребенку, сыну, шел шестой месяц.

Когда родился сын, устроили большой праздник. Еще бы – сын! В вайнахской семье рождение сына – это явление особое, его отмечают щедро. Собравшиеся гости были довольны.

Почтенные старики благословили младенца и дали ему имя Бектимир. Ахмет каждого проводил подарками и благодарностью. Самому почетному аксакалу, который первый произнес имя его сына, оседлал и подарил коня. Разговор о празднике долго не утихал в народе, распространяясь далеко среди жителей горных селений.

Вот все позади, разошлись гости, даже самые близкие родственники и друзья и те ушли. Дома остались вчетвером: отец, мать, сын и нареченная мать.

– Пусть растет богатырем и достойным сыном отца! – сказала нареченная мать, кладя младенца в люльку, и во всеуслышание добавила: – Благословляю от имени всех предков, – потом, продолжая вслух читать молитву, уложила ножки и по ним натянула тесемки, затем, разровняв сверху мягкой перины беленькую простыню, положила правую, затем – левую руку, приласкала ребенка. И, натягивая по ручкам и груди вторую, широкую разукрашенную тесьму, начала тихим убаюкивающим голосом петь колыбельную песню. А после концы тесьмы закрепила на поперечнике люльки. Младенец, окунувшись в перину, слегка порозовев, тут же уснул.

– Да, ангелы с ним, уснул. Не тревожить, пока не проснется, – сказала она, занавесив люльку сверху специально сшитым покрывалом.

Еще раз благословив мальчика, с щедрыми подарками покинула счастливый дом и она.

В доме вместе с младенцем поселилась радость. Так шло счастливое для родителей время.

Мать наклонит люльку к себе, нежно раскроет лицо ребенка и наслаждается им. Маленькие капельки пота на щеках и лобике его, бисерно блестя, ласково играли, словно оживали. Ноздри покрытого тоненьким слоем прозрачного пота носика красиво раздувались при его незаметном дыхании, ротик закрыт, а под натянутой тесьмой животик слегка поднимался и тут же опускался. Мать белой тряпочкой, всегда хранившейся в уголочке перины, вытирала с личика пот. Она делала все это с материнской нежностью и завершала тихим и ласковым поцелуем в его сжатые губки. Сын во сне как бы неохотно шевельнет ими, потом, почуяв материнскую ласку, нет-нет, да и улыбнется. Сладкий сон продолжается.

Когда подходило время его кормить, он быстро просыпался. Открывались глаза и радостно глядели на мать. Она вытаскивала свою мягкую, белоснежную грудь, наполненную материнским молоком, подносила к его губам, а Бектимир чмокнет, затянет сосок в ротик и принимается за работу.

Чуть позже она отпускала нагрудную тесьму, а Бектимир, словно ждал этого момента, быстро освобождал ручку, поднимал вверх, не выпуская грудь матери изо рта. Для нее такие минуты были самыми желанными и счастливыми.

По обычаю, отцу не полагалось до исполнения года ребенку подходить к нему, брать на руки. Веками мужчины гор строго придерживались этих законов и ревностно исполняли их.

Отец Бектимира тоже дал себе слово не отступать от них: иначе нельзя, Аллах все видит и не простит. Еще, не дай Бог, заметит из аула кто-нибудь – позора не оберешься. Разговоры, пересуды...

Младенец сначала был отдан полностью матерям – своей и нареченной. Они купали его, исполняли все указания муллы. Однако отец, издали наблюдая, незаметно бросал взгляд на нежное тельце сына. Когда тот плакал, даже его недовольный, чего-то требующий голос нравился ему. «Что значит мужчина – с малых лет показывает свой характер, из него получится настоящий джигит!» – гордился отец. Коня уже для него приготовили. Какой джигит в горах без коня?! Представлял, как они вместе будут скакать по горным оврагам, лощинам и тропинкам... Мысли уходили далеко.

Но отец не смог идти строго по стопам предков, уж больно хотелось взять на руки своего джигита. Он боролся с собой, отгонял эти мысли. «Нельзя, Аллах все видит, не простит...» – снова про себя повторял он.

Все же отцовское желание незаметно брало верх. Нежный голосок сына, ласковые разговоры матери с ним, как магнит, тянули его. Однажды Бектимир спал с открытым лицом, иногда улыбаясь во сне. Мать куда-то ушла. Отец, проходя мимо, невольно бросил взгляд на ребенка и, забыв обо всем, нагнулся к нему, поцеловал, прищемив слегка носик, ласково провел по лобику рукой и коснулся щеки. Младенец подарил ему улыбку во сне.

Отец, очнувшись, бросил взгляд вокруг и отпрянул в сторону. К счастью, в доме никого не оказалось. Быстро вышел на улицу и, объятый какой-то неведомо-волшебной силой, занялся делами в сарае. Счастливый отец и не заметил, как повечерело.

Он просил у Аллаха прощения за нарушение обычаев предков, умолял не гневаться. К вечеру, возвратившись домой, чувствовал какую-то неловкость.

– Хозяин, – по обычаю, не называя его по имени, спросила жена, заметив что-то неладное, – что с тобой, заболел?

– Ничего, просто устал, видимо, – он взял себя в руки...

Прошло несколько дней. Ахмет переборол себя, не подходил к сыну больше, держался, но все же недолго. Однажды жена ушла к соседям. Сын спал, а отец, совершив намаз после обеда, лежал в полудреме. Сквозь сон услышал тоненький голосок плачущего сына. Мигом вскочил, потеряв всякий рассудок, машинально схватил люльку и начал качать ее. Жена что-то задерживалась. Он качал ее тихо и осторожно, боялся уронить. Сын умолк.

Бектимир больше не плакал, воцарилась тишина, а отец обрадовался, что ему не придется беспокоиться, и прилег. Но через некоторое время до него донесся какой-то странный звук. Он сначала не понял, откуда, прислушался, затаив дыхание. Чуть позже, встревоженный, он открыл лицо сыночка, а сам едва не потерял дар речи: карие глаза младенца смотрели на него, словно он и не спал. Улыбка украшала его розовое личико. Тут Ахмет понял все: сын оказывается, проснувшись, искал грудь матери. Отец невольно снова поцеловал его. Во дворе послышался голос жены. Он второпях накрыл лицо сына и лег как ни в чем не бывало.

Вошла жена со старшей дочерью брата.

– Ты что так долго? Мне кажется, что он ... – намекнул Ахмет.

– Ой сыночек, сладенький мой! – сказала мать, раскрывая лицо ребенка, и сразу поняла. Молча дала грудь. Отец с закрытыми глазами слушал уже знакомый звук.

Так шли дни. Бектимиру вот-вот исполнится полгода, щеки его стали пухленькими. А отец тайком продолжал свои «свидания» с сыном. Жена хотя и знала о поступках мужа, сохраняя приличие, виду не подавала, только тихо радовалась про себя.

Как-то ночью Бектимир заплакал. Лежавший с краю отец сам не заметил, как протянул руку и начал качать люльку. Он думал, что жена и не слышит ничего. Но она не спала: лишь лежала с закрытыми глазами. Бектимир не переставал плакать: видимо, хотел есть или пить.

– Ой, он плачет, что ли? – сказала она, как будто только проснулась. Муж не успел убрать руку.

– Жена, он, наверное, хочет есть, – только и успел сказать.

– Давно плачет? – спросила она.

– Да не так давно, – виновато ответил он. С тех пор их секрет раскрылся, счастливые дни продолжались...

Дома братьев были окружены с трех сторон горами, а с четвертой – лесом. В лесу узкая тропинка кончалась у родника, пробивающегося из-под маленькой скалы. Заполнив яму, вода уходила дальше, теряясь в гуще леса.

В тот день отец Бектимира с утра работал во дворе и провозился до обеда. В минуты отдыха подходил к сыну уже при матери и целовал, ласкал его.

Она была занята делами по дому. У обоих настроение радостное. К обеду мать накормила сына и уложила спать. Когда он уснул, погладила, вытерла пот, поцеловала, потом накрыла легким одеялом, заметила его улыбку во сне...

– Хозяин, я пошла за водой к роднику, а то дома почти не осталось, – предупредила она, подходя с большим медным кувшином на плечах. А люльку вынесла во двор под навес, в холодок, чтобы сын дышал свежим воздухом.

– Хорошо, только не задерживайся, – продолжая работу, лишь чуть приподняв голову, ответил он, поняв, что она имеет в виду, и добавил: – Не беспокойся.

Она ушла, но не успела отойти далеко, как странное чувство страха и беспокойства овладело ею. Она старалась не обращать на это внимания, но ей не удавалось...

Вот она у родника. Набрала полный кувшин, сама напилась холодной чистой воды и села немного отдохнуть, подышать горным воздухом...

Отец подходил к люльке и прислушивался: тишина. Он отходил и про себя думал: «Пусть спит мой джигит».

Мать Бектимира вернулась. Поставила кувшин на землю:

– Ну, как там наш?

– Тише, разбудишь, все хорошо, – шепотом предупредил тот, прикладывая палец к губам.

Она, довольная, улыбнулась и с радостью занялась делами. Нет-нет, да подходила к люльке и прислушивалась.

– Ассаламу алейкум, Ахмет! Аллах в помощь тебе! Чем занят, можно к вам? – послышался голос. Ахмет поднял голову и узнал гостя – почтенный старец из другого аула.

– Ва алейкум салам, добрый тебе день! Очень рады твоему приходу, – Ахмет шагнул к нему навстречу.

Подойдя друг к другу, они обнялись, три раза касаясь плечами. Ахмет принял из его рук посох и верхнюю одежду. На ходу успели спросить о житье-бытье, задавая друг другу разные вопросы. Сели в тень, не снимая, по обычаю, головных уборов.

– Чем занимаешься? – спросил гость.

– До зимы недалеко, навожу порядок в сарае, – ответил Ахмет и крикнул: – Жена, у нас гость! Вынеси попить, он с дороги, пить, наверное, хочет!

– Не прочь. Как там наш герой-джигит?

– Спит, куда ему торопиться…

Вышла хозяйка.

– Добрый тебе день, дедушка, – сказала она, подавая ему чашечку с холодной водой. – Попей, скоро и чай, и еда будут готовы.

– Баркалла, дочка! – ответил старик, беря посуду с водой. Когда он пил, в честь гостя Ахмет встал и сел только с его разрешения и благословения. Хозяйка, взяв посуду, вернулась в дом. Проходя мимо люльки, прислушалась: тишина. Повернувшись, она заметила, как за угол дома уползла змея. Хозяйке было не до нее.

«Все еще спит», – радостно отметила она про себя и занялась приготовлением угощения. Ахмет с гостем посидели в тени, поговорили. Потом обошли весь двор, посмотрели его работу, старик дал несколько советов.

– Зайдем, Бешир, в дом, отдохнем, жара усиливается. Хозяйка чай подаст, – предложил Ахмет.

– Хорошо, – согласился гость. – О деле можно говорить и там.

– Куда тебе торопиться, успеем наговориться, ночь еще впереди.

– Нет, Ахмет, мне необходимо возвратиться с ответом сегодня. 

Они зашли в прохладную, затемненную комнату. Мягкую постель с пушистой подушкой для гостя хозяйка приготовила заранее. Бешир, сняв обувь, сел.

– Бешир, сними пиджак, приляг, ты с дороги, – предложил Ахмет гостю. Тот снял пиджак и отдал Ахмету, потом облокотился на подушку.

Бешир действительно устал – жара, возраст да горные крутые дороги – трудновато было идти.

Ахмет повесил его пиджак, сел напротив.

Бешир, полежав немного с открытыми глазами, передохнув, решил перейти к делу. Кашлянул, дал понять, что он хочет говорить.

– Отдохни, успеем, – еще раз предложил Ахмет, уловив его намерение.

– Ахмет, надо сейчас, по прохладе легче добираться домой, – настоял на своем Бешир. Поднимая голову, он большим носовым платком вытер лицо.

– Тогда немного подожди, я сейчас, – Ахмет вышел и объяснил жене, что гость торопится. Она занялась обедом.

– Ахмет, – начал Бешир, сразу переходя к делу, – в жизни происходит постоянное обновление. Старые умирают, пожив свое, а молодые подрастают, создают семьи. Рождаются дети, и продолжается жизнь. Слава Аллаху, хорошо живем, время мирное. В нашем ауле джигит, а в вашем – невеста, аллах нам путь сюда указал. Создание новой семьи – радость для всех. Поэтому и я сюда к вам...

У хозяйки в котле варилось мясо, вот-вот закипит чай, а она пекла лепешки на сковородке и одновременно прислушивалась к разговорам мужчин. Суть разговора она поняла сразу: старик пришел засватать дочь брата ее мужа и просить их благословения. Несколько раз подходила к люльке...

– Мы хотим с вами породниться, завязать родственные узы. Счастьем молодых поживем и мы, – продолжил гость свою заранее приготовленную речь, изредка покашливая и одновременно подыскивая нужные слова и собираясь с мыслями. – Слава Создателю, нам очень по душе быть с вами такими близкими...

У хозяйки как-то внезапно зашумело в голове, в ушах засвистело. Из рук выпала лепешка. Собака Майра испуганно завизжала. Хозяйка растерялась. Но быстро сумела себя одернуть. Собака ушла за угол дома...

– Ваш род славный, наши предки знали друг друга давно, слава Аллаху, вражду не имеем между собою...

Ахмет слушает молча, не перебивая. Так положено.

У матери снова защемило сердце, закололо, она невольно встала, как-то потянуло ее к люльке. О плохом и не думала, да и думать не могла. Подошла, прислушалась: та же тишина. Как открыла лицо ребенка, вся застыла, перед глазами стало темно, не поймет ничего. С трудом наклонилась к люльке: лежит безжизненный сыночек. Ноздри и животик без движения. Щеки потемневшие. Губы, еще не успевшие остыть, пухленькие, ни капельки пота.

Она тронула лобик – холодный, пальцами коснулась губ – остались ямочки. Отпустила тесемки: руки и ноги без движения. Только что погасшие его глазки полуоткрыты, тускло смотрят на нее. Она дрожащей рукой повела по ним, они покорно закрылись навсегда.

– Мой маленький! – тихо произнесла она, а по щекам покатились крупные слезы. Она поняла и осознала, что произошло что-то страшное, непоправимое: потерян сыночек! – Что делать? Ой... О Аллах! – поцеловала в лобик, аккуратно сложила пухлые ручонки на груди. Снова накрыла люльку, но на этот раз без тесемок... Кругом все стало мертвенным, страшным. Ей стало холодно...

– ...Обновление родства – дело Аллаха, его веление, мы только рабы и исполнители, поэтому, Ахмет, я пришел просить у вас... – она слышит, что они говорят, но не понимает, о чем.

– Жена! – крикнул Ахмет, когда гость закончил свою мысль. – Чай готов или нет? Поспеши! Гость торопится, – повернувшись к гостю, задумался, чтобы еще раз продумать свой ответ.

Она через силу взяла себя в руки, отошла, окончательно поняла, что в их доме страшное горе – сына у них нет!.. Как быть? Сказать им или нет? Горе-то какое... Но обычай велит другое: сначала гость, потом только думай о своем горе. Иначе нельзя. Она, подчиняясь этим законам и подавляя свое горе, занялась угощением.

–...Уважаемый Бешир, мы очень рады твоему приходу. Внимательно тебя выслушал, если не возражаешь, хотел бы несколько слов сказать в ответ, – попросив разрешения у гостя, начал Ахмет, когда жена вошла в комнату с посудой в руках.

– Я буду чрезмерно рад, Ахмет, если уважишь, слушаю тебя, – разрешил гость.

Хозяйка, стараясь не мешать их разговору, тихо расставила посуду и вышла. Вернулась, разложила лепешки, потом принесла чай, сахар, конфеты и мед, налила им по чашечке и пошла за мясом...

За едой продолжался разговор. Мать свое горе держала внутри себя.

– Ахмет и хозяйка, большое вам спасибо, уважили вы старика, обрадовали, теперь пора порадовать и других! До свидания, счастье вашему дому, – поблагодарил еще раз на улице Бешир обоих. – Мы расстаемся ненадолго, скоро встретимся. Свадьбу на весь мир устроим, я первым выйду на танец, притом с тобой, хозяйка.

– Баркалла, Бешир, до встречи, счастливого, благополучного пути тебе, – коротко ответил Ахмет.

– Ну, хозяйка, лепешки твои были как раз по моим зубам, бывайте, – взяв в руки посох, Бешир вышел на дорогу.

– Ждем, приходи, – с холодной улыбкой смогла сказать она, сдерживая вырывающееся из груди горе, на глазах были слезы, но гость этого не заметил.

Проводив гостя, Ахмет направился было к сараю с мыслью еще поработать, но хозяйка остановила его:

– Хозяин, у нас горе! – выдавила она с трудом из себя и заплакала.

– Что ты сказала? Какое еще горе! – отец почувствовал что-то недоброе.

– Сын… сыночек...

– Что с ним?!

– Его уже нет с нами, его душа на небесах, играет с ангелами!

– Как?.. Не может быть!

Он присел, схватился за голову.

– О, горе! Горе! – крикнул он.

– Хозяин, пойдем, посмотри, как сыночек лежит в люльке...

Они подошли. Дитя лежало безжизненно, осунувшиеся щеки – восковые. Отец прикусил губы, проглотил свое горе. Они не плакали, вида не подавали. Так требовал обычай...

– Как же это произошло? – спросил, наконец, он жену.

– Не знаю, когда я вернулась с водой и пришел гость, он уже, оказывается, был мертв, я не смогла сказать при нем.

– Спасибо тебе, ты правильно поступила, а то народ не понял бы: мол, при госте расплакалась, разговоры пошли бы разные. Горе у нас огромное. Аллаху одному ведомо, почему он с нами так поступил, не имеем мы с тобой права Его гневить. Крепись! Пошли по соседним аулам человека с сообщением.

– Хорошо, хозяин, – сказала она.

«Значит, Аллах заметил, что я его так рано в руки брал, разгневался и решил отобрать», – про себя подумал отец.

– Нечистые силы его задушили, – заключила мать.

Про змей, хотя они здесь водятся во множестве, они и не подумали.

– Жена, пошли человека и в аул Бешира, пусть осторожно сообщат ему, старик тут не причем, – добавил Ахмет.

– Хорошо.

– Я пойду, чтобы и к своим братьям кого-нибудь послать...

Свадьба отодвинулась на неопределенное время.

checheninfo.ru