Чеченском государственном драматическом театре им. героя Советского Союза Ханпаши Нурадилова состоялась премьера спектакля «Ц1ен-Берде» («Красная Гора»), поставленного по мотивам поэзии чеченского поэта Мохьмад-Салахьа Гадаева. Отрадно, что в наше нелирическое время театр обратился к поэзии и сделал это достаточно успешно. Зал был полон зрителей и чуткой к слову тишины. Сквозь долгие годы и судьбоносные события длиной в целый век, наконец, лицом к лицу встретились опальный Поэт и благодарный Народ.
Огромное багровое солнце нависает над красной дорогой, вычертившей судьбу, дорогу, изгнание. Ничего вокруг. Только сухое, иссохшее от безводья или тоски дерево под красным закатом. Азия… Ссылка… Немота… В немыслимой дали виднеется то ли белая гряда Тянь-Шаня, то ли воображаемая утраченная Родина - Кавказ. Среди этой скупой картины по красной дороге медленно восходит к своей судьбе Поэт, медленно развёртывается кинолента действий.
Пожалуй, нет в чеченской литературе и в когорте ушедших писателей человека и поэта более сложной трагической судьбы, чем Мохьмад-Салахь Гадаев. Насколько неизмеримы были его поэтические озарения и научные открытия, настолько же неизмеримо тяжёлой была его судьба. Двадцать три года ему довелось провести в заключении и семь месяцев из них в камере смертников. Десять лет из этого срока заключения он получил за то, что раздал в ссылке голодным хлеб со склада. Не там ли, в заключении, в полном одиночестве, в погружении в себя в нём открылась звёздная мечта и знание о небе, взамен хлеба отданного голодным. Или же эта мечта начала пульсировать в нём ещё в детстве, когда он жил воспитываемый столетней бабушкой и наставницей Уммат, в окружении первозданной природы, впитывая в себя весь мир от былинки до звёзд?
Так или иначе, он шёл к звёздным озарениям красной дорогой изгнаний.
Так и выстроен спектакль. Судьба поэта в нём прослеживается красной метафорой судьбы народа. Они неразлучны ,несмотря на то, что вновь и вновь поэта разлучают с Родиной и народом и, наконец, и народ разлучают с Родиной и они встречаются в изгнании. Горькая чаша пьётся вместе, и поэт становится опорой народа, в слове и в деле. И снова его вырывают из народа и обрекают на смерть, но не таков характер обречённого системой, чтобы сдаться. Он пишет стихи, письма, прозу, он создаёт свою космогоническую теорию об устройстве Вселенной, о жизни планет, о материи. Оттуда, из небытия поэт прозревает до космических констант. Из темницы, в своих письмах-трактатах он взывает к сильным мира сего, к учёным, к человечеству ,бия в набат о пагубности разрушительного пути, которому следует современная цивилизация. Он предвидел уже тогда Чернобыль и Фукусиму, озоновые дыры и парниковый эффект, зная законы мироздания, он не уставал предупреждать, повторять о надвигающейся угрозе, о всеобщем апокалипсисе. Он никогда не думал о себе, он был сыном человечества, гражданином Вселенной, он жил в вечности.
Воистину, его ум и сердце предвосхитили эпоху, он болел бедами планеты, будучи человеком планетарного мышления. Он и сегодня не оценён и не понят до конца и это время надо полагать только - только наступает и это уже становится очевидностью.
В спектакле нет надрыва, он выстроен философски, с глубоким пониманием связи времён, общности и неразрывности судьбы поэта, народа, человечества. Его тональность сродни исповеди. По сути дела так и есть. Со сцены устами поэта и народа мы слышим исповедь из времени испытания народного духа, наиболее пронзительно проявленного в судьбе Мохьмада-Салахьа Гадаева. Весь актёрский ансамбль в спектакле-исповеди живёт этим ощущением, этой темой, этой жизнью. И музыка, и свет, и сценография сдержанно и зрелищно высвечивают эту большую тему, где всё связано в один неразрывный узел Бытия. Нет, наверное, не совсем так… Это сам Поэт пришёл к нам из того далека, неся своё чистое слово правды.
Сколько бы не пытались его запретить, замолчать, всё равно это слово пробилось, как долго копившийся в недрах горы родник. И вот мы пьём из него в мире, где ещё так много запретов, иллюзий, обманов. Спектакль шёл к зрителю трудно. Автор сценария и режиссёр-постановщик Салавди Яхьяев работал над тем, чтобы воплотить свою творческую мечту три с лишним года. Обычно творческий путь начинается с малого, Салавди же в своём дебюте взял высокую планку и с успехом преодолел её. Думается, что и в дальнейшем ему будут удаваться замыслы такого же уровня. Мы можем поздравить его, а также и Чеченский Театр с новым дыханием, стилем, формой, содержанием. И, конечно, можно поздравить и Зрителя с тем, что он, придя в Театр, может увидеть высокое искусство, отражённое в зеркале Жизни Народа и его достойного Сына и Гениального Поэта.
Увидеть свою Великую судьбу, в земном и в Великом Космическом действе, которую узрел и высказал Провидец. Ц1ен Берде… Красная скала… Возможно, точнее было бы перевести - К Красной Скале… Ведь Поэт всю жизнь стремился туда - К Красной Скале… к невозвратному детству, к образу или были, где он видел, чаял оставшееся счастье… Кто знает?.. Издалека, из темницы он завещал: «Догмерза гул а лой, Ц1ен –Берде г1ой, Дегнийн хьу ясталаш б1аьста – гурахь. Сан метта б1аьрг тохий, сан б1аьрга гой, Сан берд аш хьасталаш, ганза со лахь». Не правда ли, это сказано нам сегодня и о нас? Сказано - навсегда.
