ИНГУШЕТИЯ. Семилетней Аише Ажиговой из Ингушетии, которую истязала родная тётя, все-таки ампутировали руку. Теперь девочке, о чьей трагедии знает вся страна, придется учиться жить заново, а еще – искать любящую семью.
Её родные мама и папа не проявляют к ней никакого интереса. Как рассказала в интервью «Кавказ.Реалии» уполномоченный при главе Республики Ингушетия по правам ребенка Зарема Чахкиева, ставшая на три месяца опекуном Аиши, за прошедший месяц ей не позвонил ни один родственник покалеченной малышки.
«Насколько я поняла, в ней просто до сих пор не проснулись материнские чувства. По-моему, она была не готова к материнству», – описывает омбудсмен родительницу девочки.
– Зарема, на этой неделе Аише, к огромному сожалению, ампутировали руку. Как она себя чувствует?
– Аиша – очень позитивный и добрый ребенок. Она всегда улыбается, если услышит музыку, может встать с кровати и начать танцевать, поет. Даже бегает и с мячиком играет в палате, смотрит на планшете мультфильмы.
Когда Аишу везли на операцию, она спросила, что с ней будут делать. Я ответила, что рентген. Она ответила: «А! Фотографировать? Ну тогда я согласна».
– Многие, в том числе я, до последнего надеялись, что всю руку удастся сохранить. И для меня было большим потрясением, когда врачи объявили, что уровень нарушения кровообращения находился в верхней трети плеча.
– Да, ровно по этой причине у меня была паника, когда услышала, что все-таки придется ампутировать не кисть, а повыше.
– Вы как опекун Аиши подписали согласие на операцию. Тяжело далось решение?
– Я спрашивала у [президента НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонида] Рошаля: а что, если я не подпишу согласие? Но он сказал, что это формальность, поскольку врачи уже провели консилиум, ампутация неизбежна.
– Что вообще произошло: зачем ее тётя Макка Ганиева перевязала ей руки жгутом?
– Говорит, что Аиша упала в яму и сломала руку. И она якобы занялась самолечением. Утверждает, что не знала о переломе, т.к. племянница не жаловалась на ручку.
– По версии Ганиевой, девочка получила ожоги, сев на кастрюлю с борщом. Вы верите, что семилетний ребенок на такое способен?
– По-моему, это полный бред.
– Вы, кстати, тетю эту видели?
– Да, в детской больнице Назрани. Мне позвонили оттуда и сообщили, что у них ребенок, которого избила родственница. Когда я начала ее ругать, она накинулась, повторяла: «Это неправда, ты на меня клевещешь!»
Возразила ей, что она до конца жизни будет отвечать за содеянное и даже если ей удастся избежать земного суда, то ее накажет Всевышний. Тогда она закатила истерику, уверяя, что обращалась ранее в медучреждение, но Аише отказали там в помощи. Потом уже подъехали сотрудники правоохранительных органов.
Я никак понять не могу, как ее муж, полицейский, допустил это. Он же видел, что в доме происходит!
– Аиша о своей мучительнице не спрашивает?
– Мы ей и не даем о ней вспоминать, психологи проводят большую работу. Она ничего не говорит о Ганиевой. Складывается впечатление, что Аиша нажала внутренне на кнопку delete и удалила из головы всю информацию о прошлом.
Да, первое время она рассказывала о мальчиках, с которыми жила там. Со временем забыла и о них, ведь к ней очень много народу приходит, у нее в клинике появились подружки, начался новый этап.
– Кто её навещает?
– Неравнодушные люди, кавказцы. Приносят гостинцы, куклы, звонят мне, спрашивают, чего еще привезти. Все за нее очень переживают, за что я благодарна.
– Она по-прежнему просит мороженое и макароны с маслом?
– Интерес к еде у нее прошел. Когда уточняю, чего ей привезти, она отвечает: «Ничего». А сначала, конечно, просила, ведь жила в чудовищных условиях.
– Толпы посетителей – это, разумеется, хорошо, но где ее родители? Пытались ли с вами связаться мать, отец, дяди и тети Аиши?
– За весь период мне не позвонил ни один ее родственник: ни мать, ни отец, ни дяди. Мой номер телефона знает вся республика, он указан на всех официальных сайтах.
Папа Аиши, по моей информации, живет в Чечне, мама – не в курсе, где обитает. Ее я видела в больнице в Назрани. Она просто постояла на улице и ушла.
– Она чего-то боится или ее реально не интересует, в каком состоянии дочь?
– Ничего она не боится! Кому-то говорила, что у нее якобы отобрали ребенка. Но не думаю, что у настоящей мамы можно отнять дитя. Если мама захочет вернуть своего малыша, то она поднимет не то что всех родственников, а всю республику и всю страну.
Хорошо, предположим, дочку у нее изначально забрали силой, а кто сейчас мешает ей поехать в Москву? Глава Ингушетии Махмуд-Али Калиматов, лично я готовы купить билеты, оплатить жилье в столице, обеспечить всем необходимым, чтобы она выхаживала Аишу. Но второй месяц уже идет, а мамы нет!
Мы сколько угодно можем ее навещать, но ни один человек не заменит ей матери.
– Может, она слишком молода и не осознает ответственности?
– Сколько бы ей ни было лет, насколько я поняла, в ней просто до сих пор не проснулись материнские чувства. По-моему, она была не готова к материнству.
– Аиша ведь просила вас стать ее мамой.
– Была такая мысль, я б ее с удовольствием удочерила, но боюсь, что люди неправильно поймут. Моей дочке 11 месяцев…
Человек, который возьмет Аишу, должен быть свободен от всего, т.к. девочке предстоит долгая реабилитация (как физическая, так и психологическая), ей нужно стопроцентное внимание.
Я в любом случае, даже если покину свой пост, буду следить за тем, в каких условиях она живет.
– Желающих ее удочерить, по словам российского детского омбудсмена Анны Кузнецовой, очень много.
– Да, звонят со всего мира: из Чехии, Франции, Великобритании, Норвегии, Швейцарии, Австралии и США.
Из Штатов написали, что готовы хоть сегодня перевезти Аишу к себе и обеспечить всем. Выразили готовность даже прописаться в Ингушетии, если потребуется. Но не могу же каждому объяснить, что девочку отдаю не я, у меня таких полномочий нет. Этим занимаются органы опеки.
Я согласилась стать опекуном на три месяца, поскольку для операции был необходим соответствующий документ. Я отказалась от всех положенных в таких случаях выплат, чтобы люди не думали, что преследую корыстные цели.
Ее лечение полностью контролирует глава республики, Махмуд-Али Макшарипович каждый раз меня спрашивает, как она и нужно ли ей что-то.
