Непросто складывалась и судьба той части кавказских иммигрантов, которые с самого начала были поселены в Анатолии.
На востоке страны, в Турецком Курдистане и Турецкой Армении (здесь было размещено большинство переселившихся вайнахов и осетин, а также немалая часть адыгов, дагестанцев и др.), на них также была возложена властями задача обороны османских границ в случае обострения отношений с Россией, а также жандармские функции в отношении местного армянского населения, которое, хотя и не составляло в регионе большинства, однако, опираясь на "исторические права" на данные территории и поддержку ряда держав, претендовало на создание в Восточной Анатолии своего независимого государства.
Черкесы вместе с основным населением этих мест - курдами - активно привлекались правящими кругами страны к участию в карательных акциях, осуществлявшихся силами иррегулярных кавалерийских частей хамидие против армян. В то же время сами кавказские переселенцы очень часто оказывались в своего рода вассальной зависимости от полновластно хозяйничавших в этот период в регионе феодально-патриархальных вождей курдских племен и, как отмечает один из исследователей прошлого Восточной Анатолии, несмотря на то, что сумели "ценой больших усилий сохранить свою личную свободу и достоинство…", нередко бывали вынуждены "…подчиняться распоряжениям курдских вождей, нести у них военную службу, платить дань, переносить материальные лишения и перенимать некоторые обычаи племен"6. Это положение изменилось лишь после младотурецкой революции 1908 г., когда центральное правительство укрепило свою власть над восточными районами, положив конец всевластию курдских феодалов.
Относительно благополучным выглядит положение в этот период черкесов, расселенных в лучше контролировавшихся центральными властями и этнически более однородных (турецких) провинциях Западной и Центральной Анатолии (среди этих поселенцев были представлены все северокавказские народы, но численно значительно преобладали адыги (черкесы) и абхазо-абазины). Тем не менее и здесь в ряде районов (например, в провинциях Сивас, Адана, Джаник) имели ме-сто драматические события, связанные с тем, что правительство сознательно поселило кавказских иммигрантов на землях, лежавших на путях традиционных маршрутов сезонных кочевок туркменских племен (афшаров и др.), рассчитывая таким образом вынудить последних перейти на оседлый образ жизни (перевод кочевников на оседлость в течение всего XIX столетия являлся одной из важнейших внутриполитических задач османского руководства). Кровопролитные стычки длились здесь местами до десяти и более лет, прежде чем черкесам удалось при поддержке правительства отстоять свои права на предоставленные им территории.
К 80-м гг. XIX в. в основном завершился процесс формирования структуры (карты) "распределения" северокавказского элемента по территории еще обширного османского государства. Большая часть черкесов, стремясь по возможности к компактному расселению в новой стране, образовала многочисленные этнические "островки" (микроанклавы), объединявшие от 1-2 до нескольких десятков сел и сосредоточенные в виде вкраплений в массивы иноэтничного населения в четырех регионах империи: Западной (особенно Северо-Западной) Анатолии, Центральной Анатолии (черкесский "пояс" от Синопа на севере до Аданы на юге), Восточной Анатолии и арабских провинциях (Сирии, Палестине и Заиорданье). Вместе с тем очевидно, что десятки, а, возможно, и сотни тысяч иммигрантов, которым в ходе переселения не удалось присоединиться к более или менее крупным сообществам своих соплеменников, бесследно растворились в доминирующей местной этнической среде (особенно в городах) уже в первые годы и десятилетия своего пребывания во владениях султана. Одновременно имела место, хотя и в значительно меньшем масштабе, и внутренняя ассимиляция среди черкесов, выражавшаяся в поглощении сравнительно крупными и этнически однородными общинами примкнувших к ним более малочисленных групп других северо-кавказских народов, причем в роли абсорбирующего этноса как правило выступали адыги (черкесы) (ярким примером может служить переход на адыгский язык большинства убыхов уже в первые годы после переселения).
Более высокий уровень социально-экономического и культурного развития переселенцев по сравнению с окружавшим их населением (особенно явственно ощущавшийся в восточных и центральных районах империи), натянутые отношения с рядом проживавших по соседству этнических групп способствовали превращению многих черкесских поселений и анклавов в довольно замкнутые образования с ограниченным уровнем культурного и экономического обмена с внешним миром, что создавало условия для сохранения в них в течение длительного времени привезенных с Северного Кавказа элементов традиционного хозяйственного уклада, форм общественных отношений, культуры и языка, значительно замедляя тем самым ассимиляционные процессы. Однако другим результатом подобного дисперсного расселения в аграрной глубинке отсталой страны явилась еще большая, чем на Кавказе, изоляция переселенческих групп от центров развития мировой цивилизации и как следствие - их социальная и культурная стагнация и консервация в них патриархально-"сельского" типа мировоззрения, что в сочетании с крайней географической распыленностью черкесского населения на многие десятилетия затормозило процессы общественной модернизации и национальной консолидации в его среде.
Отчасти именно этими чертами черкесского общества объясняется то обстоятельство, что, несмотря на вовлеченность многих его представителей в высшие государственные и военные структуры империи в рассматриваемый период, северокавказская диаспора не выдвинула из своей среды сколько-нибудь значительную прослойку национальной интеллектуальной элиты, способную сформулировать концепцию этнического развития своих соотечественников в новых для них условиях. Этому, однако, в решающей мере препятствовал не признававший прав этнических меньшинств и элементарных гражданских и политических свобод абсолютистский режим, который принял особенно жесткие формы в годы деспотического правления Абдулхамида II (1876-1909), с чрезвычайной подозрительностью относившегося даже к самым невинным проявлениям национального самосознания народов империи. Предпринимавшиеся в этот период отдельными черкесскими интеллектуалами попытки культурно-просветительской деятельности (разработка алфавитов для родных языков, издание литературы, постановка пьес "из кавказской жизни" и т.п.) неизменно пресекались властями, а их инициаторы подвергались суровым преследованиям.
