ЧАСТЬ 1-я. ЧЕЧНЯ. После завершения Кавказской войны, присоединения чеченских земель к российской территории, в образовавшейся Терской области, как и при Шамиле, управляли наибы, назначенные уже царскими чинами, которые представляли кандидатуры выборных старшин сельским жителям для голосования. Но на этом царское руководство не остановило своих стремлений к полному контролю ситуации на Кавказе и постепенно, к началу XX века свела на нет выборность чеченских старшин, уничтожила последние очаги местного самоуправления. Попытки его возрождения, включая выборность районных, сельских руководителей были предприняты в ходе религиозного движения под управлением шейха Кунта-Хаджи, в ходе крупнейшего на Кавказе восстания 1877-78 гг. которое возглавил Алибек-Хаджи Алдамов. Однако они были жестко подавлены не без помощи имевших на тот момент власть чеченских старшин, не хотевших расставаться со своим привилегированным положением, полученным в условиях тесного взаимодействия с царской властью.
Тема социального структурирования чеченской сельской общины, ее временных трансформаций освещена в книгах, специальной литературе, по этой теме опубликованы научные статьи, отдельные сборники и т.д. Тем не менее, воспроизведение изменений общественно-социальной среды в послевоенную эпоху, выявление способов адаптации к новым условиям сосуществования в период имамата Шамиля, господства Российской империи – старшин с представителями власти, остается актуальной в научной среде и сегодня. Роли и влиянию руководящей сельской прослойки в чеченском обществе в исторической литературе уделялось довольно много внимания. Большое количество информации о сельских обществах, их структурах управления, функционирования, старшинах, старейшинах можно получить при ознакомлении с литературой, касающейся социально-политической истории чеченского народа, частично эта тема освещается при описании различных восстаний, боевых столкновении на территории Чечни.
За два столетия российского изучения чеченской социальной истории накоплен уже довольно большой фактический и аналитический материал, раскрывающий суть функционирования чеченского общества в разные эпохи и при разной власти, глубоко изучены его адаптативные качества. Традиционно большое внимание изучению социальной структуры чеченского этноса уделяли чеченские историки, знающие суть поднимаемых вопросов и проблем изнутри исследуемого общества. Чтобы понять структуру чеченского сельского общества, увидеть его трансформацию на протяжении ряда столетий, можно ознакомиться с энциклопедичными работами Я. З. Ахмадова. В 2009 году была опубликована монография «Очерк исторической географии и этнополитического развития Чечни в XVI – XVIII веках», в которой Я.З. Ахмадов рассматривает систему управления в аульных общинах и вольных чеченских обществах в XVI – XVIII веках, приводя здесь многие исторические факты, перечисляет фамилии знатных чеченцев.
Следует обратить внимание и на совместный труд Я. З. Ахмадова. с Э.Х. Хасмагомадовым (Я.З.Ахмадов, Э.Х.Хасмагомадов. «История Чечни в ХIХ-ХХ веках»), в котором следующим образом характеризуется сельское самоуправление чеченцев: «Главным источником власти в Чечне в начале XIX в. оставалась аульная община (джамаат). Все внутреннее управление в чеченских селениях осуществлялось «выборными стариками» во главе со старшиной. «Выборные» избирались каждой группой родственных семей или тейповых групп селения, что не позволяло старшинам сосредотачивать в своих руках чрезмерные полномочия. Важнейшие вопросы жизни отдельных селений решались сходом жителей».
Из последних работ хотелось бы акцентировать внимание на коллективной монографии, посвященной истории освободительного движения в Чечне (Ш.А. Гапуров, А.В. Бакашов, Л.Ш. Саралиева «Дикой вольности любовь». – Грозный, 2011). В этой книге целый раздел посвящен общественно - эономической ситуации в Чечне, сложившейся после завершения Кавказской войны; особенно много внимания уделено перераспределению земельных угодий и власти в сельских поселениях. Ценными являются и представленные родословные некоторых чеченских офицеров (Байсултанова, Ганжуева, Чуликова, Чермоева), интересно сравнение социально-экономического положения в Чечне в царскую эпоху и индусов в колониальной Индии. Историю развития сельского управления в чеченском обществе рассматривали в своих статьях, монографиях, диссертациях многие кавказоведы: Гриценко Н.П.
К вопросу о социально-экономических отношениях В Чечено-Ингушетии в пореформенный период (поземельные отношения) // Известия ЧИНИИ. Т. IV. Вып. I . История. – Грозный, 1964; Гриценко Н.П. Посемейные списки селений – важнейший источник истории Чечено-Ингушетии последней четверти XIX в. // ЧИНИИ. Известия. Т.3. Вып.1. История. – Грозный, 1963; Гриценко Н.П. Социально-экономическое развитие Притеречных районов в XVII – перв. пол. XIX вв. / Чечено-Ингушский НИИ истории, языка и литературы. – Грозный, 1961; Гриценко Н.П., Хасбулатов А.И. Классы и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в XI – XIX веках // Социальные отношения и классовая борьба в Чечено-Ингушетии в дореволюционный период. – Грозный, 1979; Исаев С.-А. А. Аграрное движение в Чечне в 60-70-х гг. XIX в.: Автореф. дис. …канд. наук; Исторические науки. – М.,1975.
16 января 1860 г. на Северо-Восточном Кавказе была создана новая административная единица - Терская область, включавшая в себя земли чеченцев, ингушей, казаков, осетин, кабардинцев, балкарцев, кумыков и других народов. Император Александр II лично утвердил «Положение», по которому из земель Левого крыла Кавказской линии (функционировавшей в годы Кавказской войны) была образована Терская область. На тот период горское население Терской области в три раза превышало казачье (1). Административное районирование Терской области во второй пол. XIX в. подвергалось постоянному пересмотру.
Одни административные единицы заменялись другими, менялись их территориальные границы. Это было связано прежде всего с решением стратегических задач кавказского руководства. Также сильно влияли на административные реформирования массовые переселения людей как внутри области, так и эмиграция горцев за ее пределы. Дело дошло до того, что даже название «область» решили изменить на «губернию» и разделить ее не на округа, а на уезды. На заседании Государственного Совета было высказано мнение, что название «область» принято использовать в Российской империи только на окраинах, а Северный Кавказ располагался внутри государства. Однако большинство членов Государственного Совета высказалось за сохранение наименования Терской области и раздел ее на округа (2).
Формально управление Терской областью функционировало на базе общегубернских учреждений, но при этом оно на деле практически этому положению не соответствовало, так как практиковались многочисленные изъятия, издавались инструкции по управлению горцами и специальные постановления (зачастую секретные), которые обусловили вплоть до 1917 года ее полувоенный характер (военно-народное управление, где местные народы были едва представлены). Практически неограниченная власть была у начальника области, округа и даже участка над подчиненным горским населением, население своих прав не знало, во власти горцы в основном были представлены только на уровне старшин (управляющих сельскими общинами). Сами чиновники между собой называли данное управление «военным» (3).
Введенное князем А.М. Барятинским «военно-народное управление» носило на себе печать полицейского диктата и в мирное время могло служить только переходным этапом от военного положения к мирной жизни (4). Перед наместником на Кавказе император поставил задачу: перестроить правительственную власть на Кавказе, приблизив ее к общегражданскому управлению (5). Однако данная задача настолько медленно выполнялась, что даже в XX веке так и не была полноценно осуществлена.
«Сущность системы военно-народного управления, - говорил сенатор Н.М. Рейнке, - состояла в том, что в покоренных землях управление вверялось военачальникам с привлечением к участию, как в низшей администрации, так и в суде, местного, отчасти выборного элемента. Дальнейшее развитие военно-народного управления с входящей в его состав судебной частью последовало не в законодательном, а в инструктивном порядке, и притом с постепенным ограничением в нем народного элемента…» (6) Горцами по-прежнему управляли военные чины. Должность начальника Терской области соответствовала воинскому званию генерал-лейтенанта, начальников округов – званию полковника, начальников участков – званию штабс-капитана, старшине села присваивалось звание урядника (7). Для кавказского управления было особенно характерно в Российской империи то, что наиболее прочными и долговечными оказывались те «Положения», инструкции и распоряжения, которые при введении и именовались «временными».
В первые годы после завершения Кавказской войны власть в некоторых районах была предоставлена бывшим шамилёвским наибам и кадиям, которые, перейдя из наибов в поручики и майоры, со службы имаму на службу царю в рамках военно-народного управления, сохранили свои прежние властные полномочия. Последствием такой политики, кроме чисто военных целей – приобретения союзников в лице бывшей шамилёвской знати для борьбы с имамом; стало относительно беспрепятственное утверждение российской администрации в Чечне и Дагестане, в условиях роста терпимости к русским властям (8).
В годы Кавказской войны вся Чечня была разделена Шамилем на особые округа, называвшиеся наибствами. Каждым наибством, состоявшим из нескольких аулов, числом около 1000 дворов, управлял наиб. Наибы назначались самим Шамилем и избирались из лиц, представленных имаму. При наибах состояли отряды мюридов, которые содержались за счет жителей наибств. Кадии и старшины избирались народом, но по представлению наибов и утверждались в своих должностях Шамилем. Чтобы максимально ускорить отход чеченцев от Шамиля, с одной стороны, было усилено наступление на их земли, а с другой – разработано особое положение об управлении чеченцами. В частности, предусматривалось: 1) назначить особого начальника чеченского народа, предоставив ему помощников и необходимые средства; 2) создать чеченский народный суд в составе кадия и трёх старшин, избираемых обществом; 3) учредить округа под управлением местных старшин, а в каждом селении иметь сельских старшин, подчинённых окружным старшина (9).
В первые годы существования Терской области русские офицеры на должности начальников участков назначались в те округа, где население уже привыкло к русской власти и многие знали русский язык. Там же, где население ещё не было «подготовлено», власти считали более полезным на должности начальников участков привлекать горцев. Подобная мера предусматривалась «Положением об управлении Терской областью» 1862 г., в первую очередь для Чеченского, Аргунского, Ичкеринского и Нагорного округов и рассматривалась как уступка правительства населению, незадолго перед этим признавшего его власть (10).
По свидетельствам управленцев среднего звена, работа горской администрации признавалась удовлетворительной. Если и бывали злоупотребления, то они не вызывали жалоб и не касались правительственной власти. Одним из главных достоинств «туземной администрации» считалась дешевизна её содержания для государственной казны (11). Горцы – чиновники, по мнению Ф. Гершельмана, были не только полезны, но, безусловно, необходимы: знание условий края, бытовой стороны и местного языка делали их назначение неизбежным. Однако тут же он оговаривался, что не стоит назначать их на административные должности в их родные районы « из-за их обязательных отношений с родственниками и родовой мести» (12).
После завершения кровопролитной и затяжной войны руководство Российской империи опасалось передавать власть на местах представителям местных элит завоеванных народов, эти опасения прежде всего были связаны с их военным и религиозным авторитетом, который мог поднять народ против царской власти, вылиться в восстание, в различного рода сопротивления, саботаж и неподчинение установившейся новой власти (13). В одном из своих писем князь А.И. Барятинский писал: «Передать ли управление совершенно в руки туземцев – вопрос: ибо этим мы можем удалиться от введения в будущем русских порядков, долженствующих служить к слиянию этого народа с Россией» (14).
Не было однозначного взгляда на данную проблему у военных на Кавказе и в столице империи. Так князь Воронцов считал необходимым проводить во все управления, по возможности, местных кавказских уроженцев. А.П. Карцов, занимавший на Кавказе высокие посты, даже в середине 90-х годов XIX века констатировал, что «..среди горцев мы всё ещё стоим военным лагерем». Тем не менее, он не считал возможным широкое привлечение горцев в административные органы из-за того, что «вышло бы нечто вроде автономии, а русская власть была бы в стороне» (15). Генерал-адъютант Евдокимов, предпочитавший в отношении горцев жёсткие, силовые меры воздействия, в вопросе о возможности привлечения горцев на административную службу проявлял гибкость и прагматизм. Он утверждал: «Мне нужно только убедиться, что у черкеса хорошая голова на плечах, и тогда в управлении над туземцами я дам всегда ему предпочтение перед русскими - это потому, что в жизни туземцев есть неуловимые оттенки в их обычаях для русского ума… Русскому чиновнику, хотя и умному, нужно много прожить между туземцами, чтобы изучить все тонкости народных обычаев, а до того он сделает много ошибок, чего избегнет умный черкес» (16).
