ЧЕЧНЯ. Незаживающие раны Хайбаха

ДАЙДЖЕСТ:

ЧЕЧНЯ. 1976 год, развалины аула Хайбах. В тот летний вечер здесь разбили палатки молодые археологи из Грозного. С наступлением темноты разожгли костер. Ближе к ночи заметили силуэт – к  их привалу медленно приближался старик с посохом. Молодые люди поднялись в знак уважения к старшему. Как они догадались, ночной гость был пастухом. Рассказывает в беседе с «ГР» руководитель той разведочно-рекогносцировочной археологической экспедиции в Галанчожский район 1976 года, археолог Резеда Даутова:

— Пастух пришел в Хайбах с отарой овец. До выселения Абухаджи Батукаев был председателем Нашхойского сельского совета. Мы долго сидели у костра, слушая рассказ этого на удивление грамотного, образованного человека. Правда, сначала он был неразговорчив, затем, расспросив нас, предался воспоминаниям. От него мы впервые узнали о том, что 27 февраля 1944-го жителей Хайбаха, окрестных сел и хуторов сожгли здесь же, в конюшне имени Берия. В огне сгорела семья Батукаева – мать, жена и шестеро детей. В целом тот день стал последним для 700 местных жителей! О трагедии Хайбаха, повторюсь, мы узнали только в тот вечер. В советские годы эта тема была запретной, о ней умалчивали средства информации. Даже наш собеседник, рассказывая о массовом сожжении органами НКВД жителей аула Хайбах, был осторожен, говорил только на чеченском. Такое было время, когда запрещалось упоминать о преступлениях сталинского режима. Мы слушали его за костром до утра. Старик рассказал, что, находясь в горах, он каждую ночь приходит в Хайбах на место гибели его семьи и односельчан, — заключила в беседе c «ГР» Резеда Даутова.

Со временем выяснилось и другое: в июле 1978-го Батукаева встретил в горах известный советский (а позднее российский) фотохудожник Игорь Пальмин. В Чечено-Ингушетию он приехал по заданию издательства, выпускавшего архитектурные путеводители. Фотохудожнику предстояло запечатлеть сохранившиеся в горах памятники средневековой архитектуры. Игорь Пальмин вспоминает о той поездке на своем сайте:

«… Жизнь вернулась лишь в некоторые горные районы. Итум-Кале, Шарой, Макажой – примеры возрождения горной Чечни. Основная горная часть Аргунского ущелья, долины многочисленных притоков Аргуна, Мелхисты на границе с Грузией, Акха и приграничная Ингушетия остались незаселенными. Сюда приходят летом пасти скот, развести пчел. Склоны оживают во время сенокоса.

Здесь не бывает случайных людей. Кое-как залатав развалины прежних жилищ, сюда из года в год возвращаются и находят приют те, кто когда-то был выслан отсюда. Здесь их настоящая Родина. Глубокой осенью они оставляют родовые гнезда и спускаются на равнину».

В объектив Пальмина попал и Абухаджи Батукаев. Вот что рассказал «ГР» Хизар Яхъяев, старший научный сотрудник Аргунского историко-архитектурного и природного музея-заповедника (чье родовое село – Ч1армахой, входившее в состав Нашхоевского сельского совета Галанчожского района):

— В последний раз я говорил с Абухаджи Батукаевым незадолго до его ухода из жизни 6 мая 2006 года. В беседе со мной он вспоминал те страшные дни. Буквально накануне массовой казни в конюшне имени Берия у него родилась дочь – шестой ребенок в семье. В те же дни у Батукаева жил майор (как известно, по всей республике военных расквартировали в домах чеченцев и ингушей, пользуясь их гостеприимством). Тогда же, 26 февраля, полковник НКВД Гвишиани, руководивший операцией по выселению из высокогорных районов, отправил Абухаджи с поручением в Шалажи. Выехал на коне из Хайбаха и майор. На обратном пути он встретил сельчан, которых энкэвэдэшники гнали по тропинке, чтобы посадить в железнодорожные эшелоны. Как позднее (уже в Казахстане) рассказали Батукаеву депортированные хайбахоевцы, майор, увидев их, несколько раз воскликнул: «Пойлу забрали? Пойлу забрали?». Услышав в ответ: «Нет, Пойла в Хайбахе», майор в ярости бросил шапку на землю. Он знал о готовящемся злодеянии, и надеялся, что жена Абухаджи, которая ждала ребенка, избежит страшной участи. Пойла ухаживала за гостем по всем традициям чеченского гостеприимства, и он не желал ей зла. Пойла погибла вместе с детьми и односельчанами.

Абухаджи арестовали в селе Шалажи и отправили в эшелоне в Казахстан. В огне Хайбаха сгорели его мать Хьаби, жена и шестеро детей. У его дяди Ибрагима Бабаева сожжены жена и семеро детей. Бабаев участвовала в 1-й мировой войне в составе Дикой дивизии, вместе с ним воевал брат моего деда Альви Гинардукаев, другие чеченцы и ингуши. (Уже в высылке Ибрагим Бабаев женился на сестре Асланбека Шерипова. Умер он в 1960-е годы).

В сентябре 1948 года Батукаева и других авторитетных чеченцев вывезли из Казахстана в Грозненскую область. Перед группой была поставлена задача убедить абреков сдаться властям. Со слов Абухаджи, в те дни из села Янды-Котар (Орехово) абреки угнали табун лошадей. Следы табуна вели в горы Галанчожского района. И вот чеченцы в сопровождении работников НКВД отправились по отметинам лошадиных копыт в Галанчож. В развалинах одного из домой хутора Могасты Абухаджи Батукаев нашел обгоревший Коран… Группа прошла Моцарой, дошла до Хайбаха. Абреков так и не встретили – след табуна ушел в Грузию. Через пару месяцев группу авторитетных чеченцев вновь отправили в Казахстан, — заключил Хизар Яхъяев.

О кратковременном возвращении Абухаджи на родину рассказывает его дочь Зулай Батукаева – историк, учительница одной из школ Гехи-чу, Почетный работник образования РФ:

«… В Нашхе Абухаджи справится с волнением. Он наберет воздух в легкие, крикнет: «Во, нах! Ца ваьлла веана хьаша т1еэца нах буй кхузах?» («Люди! Есть здесь те, кто готов принять гостя поневоле»?).

Молчание…

Безмолвие…

… Хайбах. Встревоженные всадниками, с Гелаган б1ов мигом слетают десятки диких голубей. Вокруг – некошеные три года травы, бурьян в человеческий рост. Группа останавливается. Военные боятся абреков, которые могут быть в селении. Абухаджи подходит к башне один. А полковник, руководитель группы, ждет, когда ноги отведут горца к конюшне, где сожгли его семью.

Абухаджи хватило одного взгляда, чтобы понять: из конюшни никто не выбрался живым. В мгновенье ока рухнула, не желавшая до этого угаснуть в глубине души, искорка надежды — вдруг кто-то остался жив…

Военные не торопят Абухаджи. Молча ждут… Им нечего сказать… Ни ему, Абухаджи Батукаеву, ни тысячам других чеченцев, бесправных, оторванных от родины, заброшенных в холодные и голодные степи… Абухаджи поворачивает коня прочь от конюшни». (Конец цитаты).

После восстановления республики в 1957-м Батукаев вернулся на родину с новой семьей – судьба подарила ему дочь и шестерых сыновей. Обосновался в Гехи-чу – в те годы действовал запрет на поселение в горных районах. По словам Хизара Яхъяева, лишь альпийские луга использовались под отгонные пастбища совхозами и колхозами. В эти хозяйства устроились на работу Батукаев и другие старики, чтобы бывать в родовых селах. Каждый сезон жили там, трудились пастухами и скотниками – с середины мая по октябрь. Там встретил и запечатлел Батукаева (на снимке) фотохудожник Игорь Пальмин .

Как вспоминает Хизар Яхъяев, несмотря на возраст, в 2005-м Абухаджи Батукаев прекрасно помнил события начала XX века и рассказывал о них. Когда же речь заходила о Хайбахе, ему трудно было углубляться в воспоминания о трагедии своей жизни. Однако о Хайбахе он говорил и в бреду, когда его сразил инсульт. Боль, поселившаяся в сердце Абухаджи в феврале 1944-го, не покинула его до самой смерти.

Зарихан Зубайраева

«Грозненский рабочий» № 7, 2013 г.

checheninfo.ru