оветская власть уже с первых месяцев своего существования предпринимала серьезные усилия, направленные на преодоление неграмотности горских народов, и чеченцев в частности. То, что государство ставило перед собой такую задачу в ряд наиглавнейших в период становления новой политической системы, выглядит вполне закономерно. Общественный интерес и социальная значимость ликбеза сопровождались также попыткой решения важной воспитательной задачи. Институты культуры, возможности просвещения и усилия пропаганды не были бы столь эффективны в обществе безграмотных. До революции уровень грамотности чеченцев был катастрофически низок. По существу, можно было говорить почти о поголовной безграмотности.
В 1897 г. среди чеченцев грамотных людей было всего 1,7% . К 1917 г. положение не улучшилось, грамотность в Чеченском округе составляла 0,84%. В 1920 г. общий уровень грамотности населения Чечни составил 0,4% . Особенно тяжелым было положение среди горского населения сельской местности, а на период начала 1920-х гг. это означает – почти среди всего горского населения. Молодое советское государство почти с первых дней своего существования поставило своей задачей преодоление этой ситуации – ликвидацию неграмотности.
Учитывая исходное положение дел для решения этой проблемы, такая задача выглядела титанической. Основу просветительской деятельности составили такие законодательные акты Советской России, как: «О введении новой орфографии» (10 октября 1918 г.), «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР» (26 декабря 1919 г.). 13 июля 1918 г. было принято постановление «О национальных школах и взаимоотношениях между Народными Комиссариатами просвещения и по делам национальностей». На основании этого при Наркомпросе образовывалась национальная секция, а позднее отдел просвещения национальных меньшинств. На Северном Кавказе вопросы образования оказались в сфере пристального внимания Советов. Уже в марте 1918 г. решением Терского областного Совета был учрежден Отдел народного образования. Гражданская война прервала становление и развитие органов управления образованием на местах.
Уже после ее окончания, 18 июля 1921 г., вышло постановление СНК ГАССР «О ликвидации неграмотности», согласно которому все граждане республики от 14 до 30 лет в порядке государственного принуждения с 1 сентября 1921 г. должны обучаться грамоте на родном или русском языке.
На овладение основами грамотности отводился один год, в ходе которого работающие освобождались на два часа раньше окончания трудового дня. Окончание 1921-1922 учебного года принесло разочарование – грамотных оказалось в два раза меньше, чем планировалось. В связи с этим СНК ГАССР принял декрет «О ликвидации среди горских племен безграмотности на родном языке». СНК поручал Наркомпросу срочно разработать графику (алфавит) на общей для всех горцев основе. До этого момента предполагалось, во-первых, издать буквари на ингушском, чеченском и осетинском языках на основе имевшейся графики, во-вторых, посредством краткосрочных курсов к осени 1922 г. подготовить необходимое количество учителей, способных преподавать на родном языке.
Большое значение придавалось агитационным кампаниям по ликвидации неграмотности. Уже в декабре 1923 г. в ГАССР работало девять школ грамоты с общим количеством учащихся в 298 человек, из них три школы были в округах, а шесть во Владикавказе. Тем не менее конец 1920-х гг. еще не принес ощутимого успеха, хотя в сравнении с дореволюционным периодом даже эти достижения выглядели впечатляюще. Однако настоящий успех пришел только в 1930-е гг. В 1936 г. в Чечено-Ингушетии уровень грамотности достиг 70%.
Показатели по Чечено-Ингушетии уже четыре года спустя выглядели вполне приемлемо. В 1940 г. в этой автономной республике среди чеченцев грамотных было уже 85%, а среди ингушей – 92% . Ликвидация неграмотности – это один из грандиозных проектов, в масштаб- ность которого трудно поверить. Позитивность этого направления деятельности государства, кажется, самая очевидная. Однако советская власть стояла не просто за обучение чеченцев как таковое, а за то, которое считало нужным и важным для достижения своих целей. Государственная линия в этой области не всегда совпадала с той, которой придерживались многие представители горских народов. Это отчетливо прослеживается по динамике сокращения религиозных школ и медресе, которые оказались лишены государственной поддержки. В 1920-е гг. на Северном Кавказе церковно-приходские, мусульманские и частные школы были достаточно распространенным явлением. Они сосуществовали наряду со школами Наркомпроса и составляли, таким образом, известную альтернативу официальному образованию. Например, в Кабардино-Балкарии, Чечено-Ингушетии и Дагестане в 1924-1926 гг. таких школ насчитывалось 2295, в них обучалось 56068 детей. В Чечне в 1920-е гг. духовные школы и медресе не только сосуществовали со светскими, но и успешно конкурировали с ними, несмотря на отсутствие государственной поддержки. Например, в селении Хали-Килой школу на 125 мест посещали 25 человек, в то же время в селе действовали две духовные школы, где обучались 60 детей. В Чечне медресе просуществовали до 1930 г.
Всего же здесь было таких школ более 180 с 2 тыс. учеников. Однако число учащихся в светских школах постоянно увеличивалось. Их общее число по Северному Кавказу (без Дагестана) с 1928-1929 учебного года до 1929- 1930 учебного года возросло более чем на 10 000 человек – с 68143 до 78657. Эти показатели уверенно превысили общее число обучавшихся в духовных школах даже в период их относительно безоблачного существования (до 56068 человек в 1924- 1926 гг.). В течение 1927-1928 гг. многие мусульманские школы закрываются. Основными причинами были скудость финансирования и откровенное преследование преподавателей со стороны все более прибирающих образование к своим рукам административных структур. Таким образом, советское государство приступило к формированию собственной безальтернативной системы образования, особенностями которой были массовость и ярко выраженная идеологическая направленность.
В середине 1920-х гг. в Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Карачаево- Черкесии, Дагестане, Чечено-Ингушетии и Адыгее в 614 государственных школах обучалось свыше 40 тыс. детей. Значительного роста количества учеников следовало ожидать после выхода постановления ЦК ВКП(б) о всеобщем начальном образовании (14 августа 1930 г.). Однако практика показала, что на начало 1930-х гг. система образования на Северном Кавказе в целом и в Чечне в частности была еще не вполне готова к данному шагу. Не хватало учителей, учебников и дидактического материала, даже помещений для классных комнат. В связи с принятием постановления о всеобщем обязательном начальном обучении, его реализация потребовала значительной перестройки системы высшего образования. В 1930-1931 учебном году в Горском институте были организованы отделения чечено-ингушское, дагестанское, кабардино-черкесское и карачаево- балкарское.
Во всех автономиях были разработаны пятилетние планы основных мероприятий по народному образованию в связи с проведением всеобщего обязательного обучения. В 1930-е гг. в Чечено-Ингушетии учебой были охвачены 32 255 детей школьного возраста в 319 школах. Процесс увеличения числа школ шел достаточно интенсивно. В 1937 г. в Чечено-Ингушетии работало уже 378 школ. Со второй половины 1930-х гг. начался переход к обязательному семилетнему образованию, однако в Чечено- Ингушетии, Карачае и Черкесии этот вопрос был поставлен только в 1940 г. Таким образом решить проблему всеобщего семилетнего образования в Чечне к началу 1940-х гг. не удалось. В 1920-е гг. советское государство уделяло большое внимание развитию нацио- нальной письменности и языков народов России.
На Северном Кавказе у большинства горских народов письменность базировалась на арабской графической основе. Исключение представляли осетины, использовавшие кириллицу. В данном регионе имела распространение (опять же за исключением Северной Осетии) арабская литература, чаще всего, религиозного содержания. В 1923 г. Совещание горских народов по вопросам просвещения приняло решение о целесообразности перехода народов Северного Кавказа с арабской на латинскую графику. Ингушский латинский алфавит был разработан Х. Д. Ошаевым и утвержден только в 1925 г. На следующий год на латинский шрифт перешли в Чечне. Учителей для национальных школ должен был готовить открытый 1 октября 1923 г. Горский педагогический техникум. Подготовку педагогического персонала для школ второй ступени и Горского педагогического техникума стал осуществлять Северо-Кавказский педагогический институт. Изучению и знанию русского языка большевики уделяли большое значение уже в 1920-е гг.
Практика советского строительства не мыслилась без его широкого распространения. Об этом, например, говорил А. И. Микоян на заседании Чечоблревкома 24 февраля 1923 г. В частности, он предостерегал, что «народ, не знающий русский язык, будет отстранен от власти, его нельзя будет никуда избирать». И далее Микоян конкретизирует: «Фактически он отстраняется, а будет привлекаться только тот слой народа, который знает русский язык». Однако оснований для надежд на быстрое распространение русского языка и развитие двуязычия в Чечне в 1920-е гг. было мало.
В 1930-е гг. уже в целом сформировалась система социальных связей, в которой нельзя было занять сколько-нибудь заметного места без знания русского языка. Так, Т. Ф. Аристова замечает: «Письменность на латинском алфавите создавала для учеников дополнительные затруднения в овладении русским языком. Плохое знание русского языка осложняло обучение горцев в специальных средних и высших учебных заведениях и тем самым серьезно задерживало как экономическое, так и культурное развитие народов Северного Кавказа». Поэтому инициатива кабардинских и балкарских коммунистов, о которой мы уже упоминали выше, пришлась кстати. Обком и облисполком КБАССР 31 мая 1936 г. принял решение о переводе кабардинского языка на кириллицу. 16 сентября того же года Президиум Совета национальностей ЦИК СССР такую азбуку утвердил. С 1937 г. во всех национальных автономиях Северного Кавказа начинается переход на русскую графику письма.
Показательно, сколь стремительным был этот переход, в сравнении с началом использования латинской письменности народами региона в 1920-е г. В 1937-1938 гг. в Чечне перешли с латинской на русскую графическую основу. Следующей заметной вехой в утверждении русского языка, как необходимого элемента социализации, невзирая на этническую принадлежность, стало постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 13 марта 1938 г. «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей». Одновременно с этим, для всех народов СССР, кроме грузин и армян, алфавит был переведен на кириллицу. Расширение сферы использования русского языка определялось потреб- ностями централизованного государства. Однако даже в начале 1940-х гг. многие школы в автономных областях и республиках оставались национальными. Русский язык и литература преподавались как отдельный предмет. Этого нельзя сказать о средних специальных и высших учебных заведениях. Уже в начале 1920-х гг. появляются высшие учебные заведения, ориентированные на подготовку специалистов для автономий горских народов Северного Кавказа, а в перспективе и из их числа. Таким образом, должна была формироваться новая советская социалистическая интеллигенция, национальная элита в сфере культуры и производства. Это был важный шаг нового режима в деле строительства новой социальной структуры горских (и не только) народов.
В 1918 г. во Владикавказе был открыт Политехнический институт, который через два года был преобразован в Горский сельскохозяйственный институт (с 1920 г. – Горский институт народного образования). Рост числа учеников начальных и средних школ потребовал открытия учебных заведений по подготовке учителей. Так, в августе 1920 г. во Владикавказе был создан первый на Северном Кавказе педагогический институт – Горский институт народного образования, позднее – Горский педагогический институт. Во Владикавказе в 1920 г. создан Северо-Кавказский институт краеведения и рабочий политехникум. В течение 1920-1923 гг. в ГАССР были открыты промышленно-экономический, сельскохозяйственный и музыкальный техникумы. 1 августа 1923 г. на базе Горского института народного образования были открыты осетинский и ингушский педагогические техникумы.
В 1920-1930-е гг. основной поток студентов из числа горских народов направлялся в педагогические и сельскохозяйственные учебные заведения, которые более соответствовали потребностям социально-экономического развития края в то время. Значительное число горцев обучалось в таких вузах, как Северо-Кавказский университет, медицинский, сельскохозяйственный и педагогический институты (Ростов-на-Дону), политехнический и ветеринарный (Новочеркасск) и сельско- хозяйственный (Ставрополь).
В 1925-1926 гг. в вузах Северного Кавказа обучалось 318 студентов из национальных автономий Кавказа. Несмотря на то, что потребность в специалистах в автономиях была очень высока, эта социальная ниша местным населением оставалась совершенно не заполненной. В Чечне даже в конце 1920-х гг. не было ни одного инженера, агронома, зоотехника, ветеринарного врача с высшим образованием из представителей местных национальностей . В Чечено-Ингушетии в 1930 г. был только один институт – нефтяной. В 1938 г. в Грозном открылся учительский институт, а в сентябре – Чечено- Ингушский государственный педагогический институт с тремя факультетами: историческим, физико-математическим, литературы и языка. 4 апреля 1927 г. Наркомпрос РСФСР утвердил «Положение о Горском педагогическом институте», в котором определялись его стратегические задачи, весьма важные для нашего исследования: создать кадры специалистов, педагогов, общественников в первую очередь из горцев Северного Кавказа, а также из других национальностей, готовящихся к работе среди горцев Северного Кавказа; подготовить научных работников для обслуживания научных, научно-вспомогательных и производственных учреждений республики, в частности, для высших учебных заведений, в первую очередь из горцев Северного Кавказа; распространять научные знания среди широких пролетарских и крестьянских масс, интересы которых во всей деятельности высшего учебного заведения должны стоять на первом плане, преимущественно среди горских народных масс.
Государство проводило целенаправленную и настойчивую политику по привлечению в число студентов вузов представителей горских народов Северного Кавказа. Это подразумевало их обучение не только в своих регионах, но и в других городах, например, в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону и т. д. В 1921 г. в вузах РСФСР отводилось до 90 мест студентам из ГАССР. В 1923 г. в вузы и рабфаки было послано 136 членов РКСМ, в военные заведения – 43 члена РКСМ. В 1923 г. только в вузах Москвы обучалось 67 уроженцев Горской АССР . Стремление соблюсти определенную квоту набора горской молодежи нередко приводило к формализму в отборе кандидатов. В результате этого среди студентов оказывались люди, не подготовленные или не заинтересованные в освоении программы вуза, в получении данной специальности. Процесс обучения затрудняло недостаточное знание русского языка.
Число студентов чеченской и ингушской национальностей составляло в 1935 г. 1066 чел. (328 человек обучались за пределами республики), в 1936г. – 1099 и 358 соответственно. В течение всех 1930-х гг. практика бронирования мест в вузах для северокавказской молодежи продолжалась. Нередко броня заполнялась только наполовину. Среди причин такого положения дел исследователи называют недостаточную проработанность заявок, отсутствие четких планов национальных кадров, слабую подготовленность контингента для обучения в вузах. Неоднократно центр пытался исправить такое положение дел. Местным органам вменялось разрабатывать и проводить мероприятия по подготовке поступающих. Такие постановления принимались в 1933 и 1934 гг. Так, в апреле 1934 г. комиссия Наркомпроса РСФСР обследовала ряд педагогических учебных заведений Азово-Черноморского и Северо-Кавказского краев.
По итогам работы комиссии была подготовлена докладная записка, в которой отмечались, например, такие недостатки, присущие вузам этих регионов: недостаточное внимание, уделяемое национальным педагогическим учебным заведениям краевыми и областными отделами народного образования; недостаток или даже полное отсутствие учебной литературы почти по всем дисциплинам, полное отсутствие учебной литературы на национальных языках; крайне низкий уровень подготовки поступающих в национальные педагогические учебные заведения (в некоторые из которых, как правило, принимались лица с семилетним и даже с более низким уровнем образования). В 1934 г. Отдел национальностей ВЦИК потребовал от республиканских и других местных властей урегулировать проблему обеспеченности брони в соответствии с потребностями региона. Разумеется, что при зачислении, при прочих равных, представители коренных национальностей Северного Кавказа получали преимущество.
Как одно из средств в подготовке для учебы в вузе возникают рабфаки. В 1920- е гг. при них появляются горские отделения или постоянные подготовительные группы. В Чечне в 1926 г. такое отделение существовало при Грозненском рабфаке. Кроме того, во Владикавказе существовал самостоятельный Общегорский рабфак. Всего число поступавших в вузы Северного Кавказа с 1926 по 1930 гг. выросло с 1815 до 5790 человек, что составило 319% . К 1 января 1934 г. число высших учебных заведений в Северо-Кавказском крае составило 13. В них обучалось свыше 4,5 тыс. студентов. В крае было 44 техникума с 10,5 тыс. учащихся и 14 рабфаков, где обучалось 3,6 тыс. человек. Несмотря на то, что нехватка в технических кадрах ощущалась на протяжении всех 1930-х гг., учебные заведения этого профиля не привлекали чеченскую молодежь. Среди инженерно-технических работников преобладали русские и приезжие специалисты. В 1920-е гг. возникает такая форма подготовки социалистической национальной элиты, как совпартшкола. Они были открыты во Владикавказе, Нальчике, Грозном, а затем и в других главных городах автономий Северного Кавказа. Всего в автономных областях рассматриваемого региона в 1927-1928 гг. действовало 719 совпартшкол, а в 1932 г. – 1720, что составило 240% роста их числа за пять лет.
Выпускники совпартшкол получали сильно идеологизированную подготовку, и чаще всего становились надежными проводниками партийной политики в массах. В 1923 г. было принято решение об открытии отделений Коммунистического университета трудящихся Востока в национальных регионах Северного Кавказа. В 1934 г. коммунистические университеты были реорганизованы в Высшие коммунистические сельскохозяйственные школы. Они открылись в Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Адыгее, Карачаево-Черкесии, Чечено-Ингушетии и Дагестане. Они были призваны готовить руководителей колхозов, МТС, совхозов и районов. Появление и эволюция подобных учебных заведений свидетельствует о внедрении в среду горских руководителей установок о близости, если не тождестве, партийного и хозяйственного руководства вплоть до среднего звена. Значительную роль в подготовке специалистов на Северном Кавказе играли средние специальные учебные заведения.
В начале 1920-х гг. были открыты педагогические техникумы в Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Чечено-Ингушетии. Наряду с педагогическими техникумами открывались учебные заведения и другого профиля, например, сельскохозяйственные, кооперативные, медицинские и т. п. В 1930 г. в техникумах Северного Кавказа обучался 2751 горский студент. В 1938 г. их число в 15-ти техникумах Северной Осетии, 8-ми – Кабардино-Балкарии и 14-ти – Чечено- Ингушетии возросло почти до 7000 человек. Несмотря на ряд объективных и субъективных трудностей в подготовке специалистов из числа представителей северокавказских народов, в этом деле удалось достичь заметных результатов. Например, в начале 1940-х гг. в школах автономных республик и областей Северного Кавказа работало 6,5 тысяч учителей из числа местных национальностей, что составило 53,5% от общего числа; врачей – 1360 человек и 4289 работников средней медицинской квалификации, в составе которых среди акушерок и фельдшеров было более 50% представителей коренных народов. В независимости от того, под какими лозунгами проходила ликвидация безграмотности среди чеченцев, привлечение молодежи в ряды студентов вузов и техникумов, советское государство создавало необходимую объективную основу построения гражданского общества.
Муса Ибрагимов, д. и. н., профессор Асет Балаева, аспирантка ЧГПИ
