«Значение Северного Кавказа в мировой политике стремительно растет, а значит – требует большего внимания, которого здесь, в Вашингтоне, всегда недостаточно», – сказал президент аналитического центра Jamestown Foundation Глен Говард, открывая конференцию «Новая геополитика Северного Кавказа: новые и старые игроки».
Говард отметил два фактора, определяющих растущее влияние региона – расползание географии действий вооруженного подполья и приближающаяся Олимпиада в Сочи. Оба этих фактора, по словам Говарда, предполагают вовлеченность большего количества игроков.
Революция на Кавказе
Павел Баев (Pavel Baev), эксперт Международного института исследований мира (International Peace Research Institute) отмечает: «Траектория развития военного противостояния стремительно росла все предыдущие годы, но в последние несколько месяцев пошла на спад. Мы можем даже предполагать, что это лето на Кавказе не будет таким “горячим”, как предыдущие. Означает ли это успех российской политики в регионе?».
По мнению Баева затишье лишь временное – это следствие перераспределения сил в Кремле накануне выборов президента: «Ситуация на Северном Кавказе будет играть такую же важную роль в выборах 2012 года, какую она играла в первых после-ельцинских выборах, а потому стабильность невыгодна».
Павел Баев предупреждает, что «все базовые причины для нестабильности остаются актуальными». «Что мы видим на поверхности в виде террористических атак – это всего лишь верхушка айсберга. Северный Кавказ – это клубок проблем – от этнических, до религиозных», – сказал эксперт. Одним из таких дестабилизирующих факторов, по мнению Баева, остается Чечня.
«Кавказским Аль Капоне» назвал Павел Баев главу Чечни – Рамзана Кадырова: «Представьте, что федеральные власти США отдали Чикаго Аль Капоне и при этом открыто демонстрируют ему свою поддержку».
Для 2012 года главный лозунг Владимира Путина – стабилизация, лозунг Дмитрия Медведева – модернизация. Для успешной реализации обеих стратегий в России недостаточно средств. На этом фоне в российском обществе растут протестные настроения по поводу финансирования Северного Кавказа.
«Коррупция намного опаснее для России, чем исламский экстремизм, – полагает Павел Баев. – На Северном Кавказе коррупция приобрела гротескные формы и насколько срослась с лояльными Кремлю элитами, что сама по себе представляет угрозу стабильности».
«Неприкрытая коррупция раздражает общество, растет недовольство, которое, в конечном счете, может вылиться в ближневосточный сценарий», – предсказывает эксперт.
«Возможность импорта революционных протестов из арабских стран на Северный Кавказ Москва воспринимала настолько серьезно, что в Кремле по этому поводу была настоящая паника. Относительная стабилизация Ближнего Кавказа успокоила Москву, и Кремль перешел к полному отрицанию проблемы, как таковой и решил ограничиться старой тактикой подкупа элит», – отметил Павел Баев.
По мнению эксперта, спокойствие Кремля преждевременно: «Я вполне допускаю всплеск протестных настроений на Северном Кавказе, и гражданские, а не религиозные революции».
Турция
Турция намерена стать одним из главных игроков на северокавказской арене, но при этом вынуждена балансировать в отношениях с Грузией и Россией.
«Абхазия и черкесская диаспора – важнейшие элементы кавказской политики Турции, так как в стране существует мощное лобби многочисленной черкесской диаспоры», – полагает профессор Политического университета Анкары Митат Челикпала.
Профессор подробно рассказал о недавнем визите президента Абхазии Сергея Багапша в Турцию. Эксперт отметил, что визит Багапша планировался несколько раз в предыдущие годы, но каждый раз срывался, из-за действий турецких властей. «Хотя и в этот раз Анкара сделала несколько заявлений о том, что визит Багапша носит исключительно культурный характер и никоим образом не влияет на позицию Анкары по вопросу целостности Грузии, тем не менее, Сергею Багапшу позволили приехать в Турцию», – отметил Челикпала, и задался вопросом: что же изменилось?
«Турция решила использовать политику “мягкой силы” в своей стратегии на Северном Кавказе, и это абсолютно новый поворот, отличный от традиционной внешней политики страны. Турция намерена стать центром влияния в евразийском регионе», – полагает Митат Челикпала.
Признаки политики «мягкой силы», по мнению профессора, – отмена визового режима с Россией, расширение торговых отношений с Россией и экономического присутствия на Северном Кавказе, а также стремление к монополизации торговли с Абхазией. Кроме экономического влияния в задачи Турции входит и формирование идеологического авторитета в стратегических регионах – Турция хочет, чтобы в ней видели носителя идеи евразийства.
Особенностью традиционной политики Турции на Кавказе было четкое разделение этого региона на Северный и Южный Кавказ. С Северным все было четко и ясно – это внутреннее дело России, поскольку у Турции есть свои проблемы с курдами и армянами.
«С Южным Кавказом тоже все было устойчиво – Азербайджан и Грузия наши союзники, и мы поддерживаем их территориальную целостность. Но если с Нагорным Карабахом все просто для Турции, то с Абхазией – уже не так однозначно из-за влияния черкесской и абхазкой диаспоры в Турции», – считает профессор Челикпала. По его мнению, правительство Турции вынуждено реагировать на растущую политическую активность черкесской диаспоры и примером такой реакции стало решение изменить политику на Северном Кавказе.
По мнению Митата Челикпала, война России и Грузии в 2008 году стала решающим фактором, повлиявшим на решение Турции об активизации действий на Кавказском направлении.
