Чтобы Бог добро тебе сделал, чтобы с добром ты долго жил, чтобы зло тебя обходило, чтобы добро тебя находило, к чему говорить-сказывать, я расскажу тебе одну сказку, меч-чудо расскажу тебе, уши косули навостри, глаза волчьи раскрой! Было это давным-давно, когда вон виднеющие ледниковые горы были выше, чем сейчас, когда на их вершинах не было снега и льда, а были разные цветы, приятно пахнущие травы, когда в глубоких ущельях, на горных склонах никогда не тающие снега и ледники были. Я расскажу тебе, с каких пор вон на той вершине Башлама снег лежит, я расскажу тебе, с каких пор на ровных полях, на горных склонах приятно пахнущие травы, разные цветы показались. В то время наши предки нарт-орстхойцы населяли глубокие ущелья, высокие башни и пещеры. Они были большого роста, этим горным скалам подобны. Их кони тоже были крупные. Подобно медведям, сильные были нарт-орстхойцы, подобны волкам, смелые были они, подобно тиграм, ловкие были они, подобно лисам, хитрые были нарт-орстхойцы. Они рукой легко отрывали куски горных скал и бросали их, криком своим они заставляли дрожать небеса, тем не менее, они были немощны — огня не было у них. А могучий Села10 был безжалостен, был беспощаден. Он был хозяином неба, и огонь был его собственностью. На что сила, когда от нее людям нет прока? Какая польза от силы, когда от нее страдают люди?
Чтобы показать свою силу нарт-ортсхойцам, садился Села на огненные колесницы и над небесными высями прокатывался, поднимая страшный грохот, как будто разламываясь на куски, обрушивался небесный свод. О-о! Как он удивлял людей! О-о! Какой страх он наводил на землю! Небесное обиталище Селы было вечно окутано черными тучами. Наполняя дождем, тучи низвергал на землю Села. А дождь в виде града-льда шел на землю, нагоняя на людей еще больше горя и бедствия. Из огня-радуги сделланного лука начинал он метать на землю молнии, все сокрушая. И добро, и зло были во власти Селы. На зло щедр был Села, а на добро был скуп он. Добро люди брали у него с трудом, зло Села сам давал. Между небом и землею была вечная вражда! Между Селой и человеком шла вечная борьба! Чем больше нарт-орстхойцы бывали удручены горем и несчастьем, тем больше злорадствовал Села; чем лучше было настроение Селы, тем печальнее была Сата, возлюбленная Селы, мать нарт-ортсхойцев. Сата очень хотела помочь нарт-орстойцам, но боялась Селы. В то время жил в горах могучий нарт Пхармат. Отличный кузнец был Пхармат. За доброе слово из холодной бронзы ковал он нартам мечи, щиты и кольчуги. А доброе слово высоко ценится в горах: да будет тебе счастье! Да будет тебе удача! Победа да будет за тобой! Будь ты свободен! Пхармат был скромным, щедрым, сильным нартом. Он мало говорил, много думал. Думал он, как и чем помочь людскому горю, как бы достать огонь. Ведь Села добром не давал его. С тех пор, как он появился на свет, собирал он все, что было лучшее в людях: силу, ловкость, острый ум, сноровку, терпение.
Конь его Турпал ходил в горах на воле. — Конь закаляется под седлом и всадником, а мужчина — в труде и борьбе! Так почему твой Турпал всегда ходит на свободе? — спрашивали нарты. Пхармат же отвечал: — Конь мой закален. Придет время и мой конь принесет тлеющую головешку из небесного очага! Нарт-орстхойцы чистосердечно смеялись над словами Пхармата. А Пхармат же думал о том, как бы помочь людскому горю.
И крикнул Пхармат своего Турпала. И от этого крика загремело ущелье Аргуна, задрожали горы, а могучий Села, проснувшись, перевернулся на другой бок. Турпал, пасшийся далеко в горах, услышав зов своего хозяина, заржал в ответ, и от этого, как волны Аргуна, забились горы, а воды Аргуна вылились из своих мраморных берегов (звери в горных отрогах от перепуга застыли на месте, как вкопанные). Со скоростью молнии примчался Турпал к своему хозяину. Взял Пхармат в руки булаву, прикрепил к локтю из кожи зубра сделанный щит, повесил на шею лук (божий пращ), подпоясал сбоку полную стрел кобуру, облек свой стан в кольчугу, подпоясал меч, сжал в руке копье с медным наконечником. Оседлав своего Турпала-коня, выпил полный турий рог йия11, приговаривая, «чтобы как на смоле нога держалась, чтобы как на тесте рука держалась», сел на коня и отправился туда, куда никто не ездил и откуда никто не возвращался.
Нарт-орстхойцы посыпали просо на дорогу, по которой должен был ехать Пхармат, чтобы ему счастье сопутствовало, поставили наполненный просом морк12, «чтобы уходил легким-пустым, возвращался тяжелым-наполненным!». Долго ехал Пхармат. Семь дней, семь ночей пробыл он в пути. Семь ущелий, семь гор прошел он и подошел, наконец, к подножию самой высокой горы Башлам, которая подпирает небесный свод, на котором живет Села. Долгий и трудный путь проделал Пхармат, поднимаясь на вершину горы по ее тяжелым уступам. На вершине горы были приятно пахнущие травы, разные цветы и красиво поющие птицы. Изредка на вершину горы спускалась отдыхать солнцеликая Сата, Села-Сата, возлюбленная Селы, мать нарт-ортсхойцев. Обернувшись птицей, вышла она навстречу Пхармату. Человеческим голосом заговорила она: — Эй, могучий нарт, ты неспроста поднялся на вершину Башлама. — Правда это, щедрая птица, я неспроста поднялся на вершину Башлама. Я приехал за горящей головешкой из небесного очага и без нее не вернусь, — ответил Пхармат. — Тому, кто с добрым намерением вышел, не может не сопутствовать счастье. Я помогу тебе. Конь скорый ди у тебя? — спросила Села-Сата. — Быстрее ветра мой конь. — Силен ли твой конь? — Силен мой конь. Где конь мой ударит копытом, там родник образуется. — Силен ли ты сам? — В моих руках холодная бронза мягче смолы и воска, — ответил Пхармат Села-Сате.
И рассказала Села-Сата Пхармату, как, каким путем можно добраться до очага Селы и как из него достать горящую головешку. — Села теперь спит. Как ветер, быстро помчавшись, пусть твой конь перепрыгнет через очаг. А ты в это время нагнись, хватай головешку и гони своего коня прямо на вершину Башлама. Берегись! Страшен Села, жесток Села! Если он проснется, живым не уйдешь и огонь не донесешь. Пхармат так и поступил, как советовала Сата. Быстро разогнавшись, над очагом Селы пронесся конь Пхармата. В это время, нагнувшись, из очага Пхармат схватил горящую головешку и помчался на вершину Башлама. От быстроты Турпала-коня от головешки поднялись языки пламени, будто длинный хвост потянулся за Пхарматом. И проснулся Села от того, что попали ему в ноздри эти огненные языки. Увидел он, как смелый нарт с неба огонь несет на землю людям. Очень перепугался Села, зная, что человек, если ему в руки попадет огонь, сделается сильным и смелым и попытается восстать против него. Грозную погоню предпринял он за смелым нартом. Развязал Села бурдюк с темной ночью. И стало так темно, что Пхармат не видел пальцев своих рук и ушей коня. Перестали видеть и нарт, и его конь. Вот-вот сорвутся в пропасть. Но чудесная птица Села-Сата полетела впереди их и своим чудесным пением указывала им дорогу. Видит Села, что темная ночь не в силах остановить Пхармата и его коня. И он развязал свой второй бурдюк со страшной бурей. Сильная буря и темная ночь чуть было не погубили смелого нарта и его коня. Но чудесная птица указывала им дорогу своим прекрасным пением. Смелый нарт увидел, что буря гасит его головешку, и он, не задумываясь, спрятал огонь за пазуху. От сильного волнения воды Аргуна расплескались из каменной теснины, большие дубы вырванные с корнями из земли, носились в небе, как соломинки. Видит Села, что ни темная ночь, ни сильная буря не в силах остановить ни нарта, ни его коня, что он целым и невредимым уходит от небесной погони. И открыл Села свой третий бурдюк со жгучим морозом. От жгучего мороза со страшным шумом трещали скалы и съеживались горы. Но бесстрашный нарт Пхармат и его Турпал-конь продолжали идти вперед. Не в меру перепугался Села. Он видел, как смелый нарт и его конь уже подходят к подножию Башлама, и они вот-вот могут скрыться в пещере. Тут он с яростью схватил свой лук, из огня и луча сделанный, и начал метать молнии вслед нарту. От молнии содрогнулись горы, замерзшие родники растаяли, а волны Аргуна, как отара кутана, разбежались по горным склонам, высокие горные кручи задрожали, точно живые.
Ни жгучий мороз, ни сильная буря, ни темная ночь, ни молнии не смогли остановить и сбить с пути бесстрашного нарта Пхармата и его коня Турпала. Они пришли в ту самую пещеру, где их ждали нарты. — Берите! Вот вам огонь! — сказал Пхармат, обращаясь к удивленным нарт-орстхойцам. — В каждой башне, в каждой пещере, в каждом доме разожгите пламя! Да будет в каждом доме много огня, тепла и света! Да будет вам счастье! А в горах в это время был великий гул. Небо заявляло земле о своей вечной вражде. Люди же заявляли небу о своей вечной борьбе. — Будьте счастливы! — крикнул бесстрашный нарт еще раз. В горах в это время стоял страшный шум от небесного грома и вспышек молнии. — Будьте счастливы, люди! Я должен предаться вечной муке! Я предамся муке, чтобы избавить вас от гнева Селы! Не горюйте обо мне! — и, выйдя из пещеры, направился бесстрашный нарт Пхармат сквозь молнии, холод, темную ночь и бурю на гору Башлам. Над его головой вспыхивали молнии, буря бросала его в разные стороны, его руки и ноги закоченели от холода, кромешная тьма ночи окутала его. Это Села, разгневавшись, изрыгал злость. Завидев смелого нарта Пхармата, идущего к небесному своду, на вершину Башлама, не спеша, затянул Села в свои бурдюки бурю, холод и ночь. Постепенно на равнинах, ущельях и горных склонах снизу вверх, вслед за Пхарматом, тая, все выше до самой вершины Башлама поднимались снег и мерзлота.
Вершину Башлама сковали снег и лед, она навечно надела на свою голову белый, снежный башлык. И крикнул Села: — Да будешь ты вечно жаждать огня, который ты унес с неба. Будешь вечно жаждать тепла! И послал Села навстречу Пхармату своего верного слугу, одноглазого Ужу, с бронзовыми цепями. Привязал одноглазый Ужу Пхармата бронзовыми цепями к ледяной вершине Башлама. Села проклял его. С тех пор так повелось: все доброе проклято богом, все, что проклято богом, одобрено человеком! Между небом и землей существует вечная вражда! Между человеком и Селой происходит вечная борьба! Каждое утро прилетает к привязанному Пхармату царь всех птиц — Ида. Присаживаясь на колени Пхармата, задает она каждый раз один и тот же вопрос: — Эй, несчастный Пхармат! Эй, жалкий Пхармат! Каешься ли ты в том, что совершил? Если ты раскаялся, я не трону тебя, если не раскаялся, я буду клевать твою печень! Пренебрегая страшными муками, которым он будет подвергаться, всегда один и тот же ответ, говорят, дает Пхармат: — Нет-нет! Я не раскаялся. Я дал людям тепло и свет! Нельзя раскаиваться в совершенном добром поступке. А Ида, наточив тот же час о кремневую скалу свой стальной клюв, принимается клевать печень Пхармата. Пхармат-нарт не издает ни звука. Его глаза никогда не увлажняются. С большим мужеством и терпением переносит он эту великую пытку и боль. С того времени, говорят, у вайнахов нарт-орстхойские мужчины никогда не плачут! С этого времени лежат на вершине Башлама снег и лед. На вершину Башлама, где привязан Пхармат, собрал Села с равнин и ущелий, с горных клонов весь снег, весь лед назло Пхармату, чтобы увеличить его жажду к теплу, огню.
С этого времени на склонах гор, в ущельях, на равнинах тепло. И это тепло от огня, привезенного Пхарматом с неба. С этого времени у подножия горы, на равнинах растут приятно пахнущие травы, разные цветы, красивые, чудесные птицы поселились в них, а на вершинах Башлама — мерзлота, вечная буря, никогда не тающий, затвердевший ледник. Там же привязан Пхармат. Он будет пребывать в вечной муке. Но никогда не умрет он. Он будет жить вечно!
