* * * Я помню музыку Победы, А музыку войны забыл. Ещё салютами ракеты Не осветили фронт и тыл. Ещё мерещилось: атака Беззвучно движется на нас, На стены утлого барака, В который раз, в который раз. Ещё не мог понять всей даты, Едва налаживая связь… А в воздух старые солдаты Палили, плача и смеясь. И мать, и тётка то ли пели, То ли рыдали невпопад… Но помню точно: в колыбели Проснулся незаметно брат. Он за мгновенье до прихода Вестей о сгинувшей войне Впервые за четыре года Спал в абсолютной тишине.
* * * Ваше Величество Виолончель! Не было звуков печальней и краше, Чем придыханье короткое Ваше, Между созвучьями звездная щель. Разве заранее выбрана цель? Все безмятежно, легко, вдохновенно. Горше не может быть этого плена, Ваше Величество, Виолончель. Не ублажает беспечная трель – Жизнь неровна и тягуче-мгновенна. О, на какие способна колена – Звук одиночества – Виолончель!..
* * * Мальчик играл Шопена Где-то в соседнем дворе. Буйных акаций пена Таяла в серебре Звуков, вобравших детство Послевоенных лет... Этого вечного действа Не угасает свет – Горького сочетанья, Ставшего сутью нас:
Музыки причитанья, Скорбно застывших глаз. И, сквозь мою усталость, В клетке родимых стен Всё, что во мне осталось, – Детство, война, Шопен...
* * * Храни тебя Господь – Все мысли и слова. Твою живую плоть И душу, что жива. Храни тебя Господь От горя и беды, Чтоб сила побороть Нашлась в часы страды. Пусть будет долог свет, Пусть будет светел путь, Чтоб жить тебе сто лет... А я уж как-нибудь.
* * * Разбазарили славу страны, Разметали такое богатство, Что в единстве давно не равны – Пошатнулось великое братство. Что он должен, советский поэт, И чего он, скажите, не должен, Если Родины розовый свет Им в прокрустово ложе не вложен? Проклянут нас потомки в веках В безголосом привычном бессилье, Что звучат на чужих языках Гениальные строки России. И уже не сумеют собрать По отечески травленным крохам Всё, что вам удалось обломать В небреженье к грядущим эпохам...
* * * Неуловимые приметы Неукоснительной весны: Все полумраки-полусветы Непроницаемо сквозны. И на окно твоё без веры Бросают блик, легко кружа, Три вдоха, три звезды, три меры: Надежда, вымысел, душа. А вот скворец корит скворечник, Не зная радостей иных, Не перелётный и не здешний, Из поднебесных и земных. И полумёртвый муравейник Вдруг оживает без труда. В одно из редкостных мгновений, Когда рождается звезда, Не ограниченная сроком, Вся – примиренье и борьба, Она приходит ненароком – Планета? Женщина? Судьба...
* * * Господи, не отпусти! Не используй не во благо Боль, которую свести Может писчая бумага, С помощью карандаша, Тонким росчерком, не боле, Не пасуя, не спеша, Сызнова – всё к той же боли...
* * * Всё пронизано светом Немигающих глаз, Уходящего лета, Нескончаемых фраз. От восторга до боли, От вершин до низин Полонит и неволит Свет без тени – один. Как под чьим-то наветом, Как по чьей-то вине, Всё пронизано светом, Как у Клода Моне. Не объять, не потрогать – Только кистью взмахнуть. И не выкрасть у Бога – Только миру вернуть.
* * * ...И грянул гром. И странно Он вдруг преобразил И седину курганов, И синеву низин. И туч касались крыши Под звонкий детский визг. И далеко был слышен Всплеск разноцветных брызг. Растущих молний ветви Рождали светотень. И с каждым вздохом ветра Менялся знойный день. И этот ливень хлёсткий Сквозь радужные блёстки Перед своим концом Мне высветил лицо. Иль это будет мой потомок, Так ироничен, мудр и тонок, Что пересилит боль и смерть? Как побоится он раскрыться! И как раскрыть не побоится Всё то, чего мне не суметь!
